«Об этом не говорит вся махалля»: в Ташкенте прошла открытая дискуссия о проблемах домашнего насилия
Главными спикерами стали Ирина Матвиенко, Мадина Турсунова, Гульноза Ахмедова.
13 марта в галерее 139 Documentary Center состоялся паблик-ток «Об этом не говорит вся махалля», приуроченный к теме домашнего насилия в Узбекистане. Главными спикерами стали Ирина Матвиенко – создатель проекта НеМолчи.уз, Мадина Турсунова – юрист, Гульноза Ахмедова – специалист по гендерным вопросам.
На мероприятии вспомнили, что произошло в Узбекистане за последние два года в сфере защиты женщин от домашнего насилия, какие были приняты законы и где мы все находимся прямо сейчас.
Мероприятие началась с истории, что в июле 2019 года был создан комитет по вопросам защиты женщин и гендерного равенства. Страна взяла курс на соответствие международным стандартам в области защиты женщин от домашнего насилия. Тогда мы поставили перед собой хорошие цели, главная из которых – изучение реального состояния гендерных вопросов. Занимаются ли этим власти – до сих остается открытым вопросом.
В августе 2019 года приняли закон о защите женщин от притеснения и насилия, который определил эти понятия, их разнообразие. Тогда же внедрили систему охранных ордеров, но, к сожалению, они стали выдаваться только полгода спустя.
За 2020 год было выдано около 15 тысяч охранных ордеров. Возможно, для кого-то сверху эти цифры кажутся успешными, но если посмотреть на статистику более детально, то все не так гладко. Более половины из этих женщин, подвергающихся именно физическому насилию, примирили с агрессорами. Что это за примирение и каким образом оно происходит, какое наказание получают агрессоры и наказываются ли они вообще – не совсем понятно.
Во время встречи организаторы показали репортаж Uzreport про домашнее насилие и охранные ордера, рассказывающий об официальной статистике и основных правовых аспектах, предоставляющих государственную защиту для женщин.
Что такое насилие? Побои, истязания в течение нескольких часов, дней, недель и даже лет, что очень страшно, но у нас про это говорится очень мало, – заметил один из спикеров.
По всемирной статистике, более 40% всех убийств происходит в семьях. Для женщины в течение жизни существует большой риск умереть именно в семье, что ужасно, потому что дом должен оставаться самым безопасным местом.
На дискуссии вспомнили и про резонансный случай, когда муж избивал и заставлял есть памперсы свою жену, которая неоднократно обращалась в правоохранительные органы, но дело было возбуждено только после огласки в сети.
При этом нельзя отрицать, что система положительно развивается в этом вопросе, но еще есть куда стремиться. Особенно быстро нужно реагировать, когда речь идет о жизни и здоровье женщины, безопасности в семье.
Международный «золотой стандарт» защиты женщин от домашнего насилия
Гульноза Ахмедова заметила, что не только в Узбекистане есть с этим проблемы. Во многих странах есть системы защиты женщин, в которых тоже не все так идеально, как может показаться на первый взгляд. Например, часто женщины не хотят обращаться в правоохранительные органы из-за недоверия к ним, из-за чего достаточно мало случаев попадает под контроль государства.
Есть страны, в которых эта система практически идеальна. Я изучала тему шелтеров (убежища для людей, попавших в тяжелые жизненные обстоятельства) для жертв насилия, разговаривала с экспертом, который побывал в шелтерах разных стран мира. Например, отличившимися считаются шелтеры в Швеции, система является лидером по гендерным правам. Там полностью изолируют жертв насилия от окружающего мира, пока их не реабилитируют и не приведут в порядок их психику. Там идеальные для этого условия. Мне больше всего понравились шелтеры в Израиле, где женщину не только защищают, но и в последующем восстанавливают в социуме, обучая каким-либо навыкам и так далее. Для нас такой вариант самый подходящий. Женщинам важно найти способ получения дохода после потрясения. Недостаток средств – один из факторов, почему женщина терпит и продолжает жить с агрессором, — Гульноза Ахмедова.
Об открытии 197 государственных шелтеров в Узбекистане и их качестве
Спикер Ирина Матвиенко привела статистику о существующих шелтерах в нашей стране. Если говорить про полноценные шелтеры, убежища для женщины, куда она может прийти и получить крышу над головой, питание, помощь психологов и юристов, где её будут пытаться реабилитировать, а не стараться её скорее «примирить» с агрессором, то их не больше десяти.
197 нет в принципе, но об этом никогда не скажут публично. Государство продолжает обманывать, тут случается такой казус, с одной стороны можно было бы сделать мониторинг, если бы адреса этих 197 шелтеров были выложены в открытый доступ и можно было бы их объехать и проверить. С другой стороны, адреса шелтеров не принято афишировать, чтобы, скажем так, больные на голову мужья не шли искать справедливости.
У нас адреса функционирующих шелтеров все знают, например, республиканский или ташкентский городской центр. Туда мужья и приезжают, и мебель выкидывают возле ворот, и борются, чтобы забрать свою собственность, у которой «ножки выросли и она убежала». Все у нас с этим тяжело и плохо, я уверена, что финансирования шелтеров в регионах просто нет как такового. Государство организовывает шелтеры, но не находит на них деньги, — Ирина Матвиенко.
Проблема в системе охранных ордеров
Эксперты отметили, что проблема охранного ордера в том, что он не работает. В большинстве случаев пострадавших женщин никто никуда не изолирует. Когда женщины подвергаются насилию, преследованию, они физически начинают бояться агрессора, но никаких мер по их разделению не принимается, наоборот, их собирают вместе для процесса примирения.
Борьба с насилием как таковым не ведется. Человек может снова завести отношения со второй, третьей женщиной, каждую из них избивать, каждый раз будет выдаваться охранный ордер и все, никак это в базах не фиксируется, а человек не совсем адекватный, раз он такие вещи себе позволяет, но к нему ничего не применят.
И представьте, проводят профилактическую беседу, собирают пострадавшую, сажают её мужа, разъясняют женщине её права, мужу говорят, что делать нельзя, и отправляют их обратно жить вместе. И что сделает в этом случае агрессор? Я думаю, что все возможное, чтобы женщина никогда повторно туда не обратилась. И какими методами он это сделает мы можем догадаться, это от лишения телефона до лишения выхода из дома, тотального контроля. Мониторинга пострадавших женщин нет никакого. Даже если и будет, женщина может стоять рядом с агрессором, который её час назад избивал, и говорить, что все хорошо, — Ирина Матвиенко.
Система должна работать как в развитых странах, где женщину изолируют в шелтеры, проводят с ней юридическую и психологическую работу. Жертвы домашнего насилия раздавлены психологически, им нужно повышать самооценку, чтобы у них был ресурс для дальнейшей борьбы за свои права. А наша система реализована «для галочки», чтобы заявить: в 2020 году мы выдали почти 15 тысяч охранных ордеров, мы молодцы!.
Проблемы, не позволяющие усилить ответственность за насилие
Во время встречи ораторы сообщили, что многие жертвы домашнего насилия не ознакомлены с законами, мировыми конвенциями, своими правами. Законы в Узбекистане есть, они издаются, но по словам экспертов, нужно проводить больше работы, чтобы они доходили адресатов.
У нас есть уголовный кодекс. Насилие является наказуемым и было таковым еще до принятия закона о домашнем насилии. Побои, истязания, принуждение к вступлению в брак и в половую связь – дела по этим статьям могут быть возбуждены только на основании заявления от потерпевшей, других вариантов нет. Это большая проблема.
Жертва, получившая охранный ордер, не подала заявление. Почему? Первое: ей не разъяснили, что она может это сделать. У нас уровень правового сознания очень низок. Второе: если жертве разъяснили правовые аспекты, она не захотела выносить сор из избы под влиянием общества.
Даже если жертва пишет заявление, часто она его отзывает:
Правоохранительные органы как бы и хотят помочь, но они не могут, пока жертва твердо не решит этот вопрос, а это уже может зависеть от психологических проблем, которые тоже могут быть. Во многих странах подобные нарушения являются публичными: независимо от того, написала жертва заявление, или нет – агрессор все равно привлекается по факту нарушения закона, — Мадина Турсунова.
Ахмедова заявила, что нужно принять тот факт, что мы живем в обществе, где насилие в семье культивируется, оно не осуждается. Спросите десять человек, нормально ли шлепнуть своего ребенка, если он не слушается? Вам ответят: да, ты же родитель. Также нормально, например, обматерить свою жену за какой-либо бытовой просчет.
Это аспект культурологический, который у нас в обществе есть, и все сотрудники махалли и правоохранительных органов тоже в этом обществе выросли. Естественно, что убеждения и стереотипы, которые в них заложило общество, влияют на качественное исполнение их работы. Закон принят, но специальной подготовки кадров нет. В развитых странах сотрудники, которые занимаются такими делами, проходят обучение, их тренируют и обучают, в том числе психологически. Вообще перевоспитать человека, который был воспитан в таком обществе, очень сложно, — Гульноза Ахмедова.
Трудности в процессе развода
Относительно этого вопроса экспертами было отмечено, что в этом деле есть серьезный экономический аспект. В Ташкенте с образованием и работой для девушек немного другая обстановка, в областях с этим намного хуже. Там образование девочки заканчивается на уровне школьного, потому что родители не всегда готовы вкладывать деньги в девушку, ведь дочь уйдет в другую семью, она условно чужая собственность. К сожалению, это то мировоззрение, с которым мы живем. Естественно, женщина, тем более с детьми, материально зависима. Нет качественных шелтеров, куда можно было бы обратиться. Это безысходность, женщина вынуждена возвращаться обратно в абьюзивную среду.
Развод – очень длительный процесс. У нас ведется такая политика, сделать развод настолько сложным процессом, чтобы люди этого не делали. На развод установлены очень высокие пошлины, развестись можно только в суде, у женщины может не быть для этого денег, куда она без них пойдет?
Также у нас дают очень большой срок на примирение – полгода, что тоже делается ради сохранения статистики. Без предварительной примирительной комиссии от махалли вас не разведут, а это весьма унизительная процедура. Это вмешательство в частную личную жизнь двоих людей, и это их дело, хотят они жить вместе, либо нет. Примирительная комиссия заставляет раскрывать интимные подробности, которые их касаться не должны. Государство хочет сохранить семью, но когда есть факты насилия – оно не должно принуждать никого к примирению, это нарушение человеческих прав.
Защита детей и несовершеннолетних от домашнего насилия
Вопрос о детях остается открытым.Закон об охране женщин применяется и к несовершеннолетним девочкам, но в вопросе домашнего насилия гендера быть не должно. Жертвами могут стать все, независимо от пола и возраста, включая маленьких детей и мужчин. Здесь нет определенного баланса, — Гульноза Ахмедова.
С детьми ситуация более сложная, потому что им некуда обратиться. В наших школах не учат своим правам, не объясняют понятие насилия. Это ведь не всегда физическое насилие, отобрать у ребенка телефон, не выпускать из дома, запрещать общаться со сверстниками, принуждать к чему-либо – тоже насилие. Это имеет место быть в нашем обществе, что сильно замалчивается.
У нас присутствует культ семьи, в котором важно не качество, а наличие. Почему дети не могут заявить о насилии со стороны родителей, даже если их защищает закон? Потому что нельзя идти против родителей. А даже если они это сделают, то из каждого утюга будет греметь фраза «зачем ты это сделал?». Зная об этом, женщины и дети не будут подавать заявления, ибо на них будет оказываться сильное давление со стороны общества и той же махалли, — Ирина Матвиенко.
Проблемы устоявшегося менталитета
Русская девочка может надеть топик на лямках, но не в коем случае его не должно быть узбечке. Однажды я в институте читала лекцию, мне одна девушка сказала: «Понимаете, вот вы русская, вы можете как хотите прийти и вам ничего не скажут. Но если я надену топик с лямками, то меня будут останавливать незнакомые женщины на улице и будут капать мне на мозги, почему я так оделась. И она у меня спрашивает — Скажите, Ирина, вас хоть раз так останавливали за такое?».
Это настолько у нас вбито в образ жизни, что мы сейчас живем как две разные страны: более продвинутая европеизированная прослойка общества и остальная часть — более распространенная в регионах, живет по менталитету. Чтобы что-то поменялось в этой сфере – изменения должны начаться в голове лиц, принимающих решения, но я не уверена, что им это нужно. Их все устраивает, — Ирина Матвиенко.
***
После основной части мероприятия спикеры отвечали на вопросы из зала, последний из которых удалось задать и журналисту NOVA24:
— Как женщина, столкнувшаяся с психологическим насилием, может его доказать при обращении в правоохранительные органы?
— Никак. Психологическое насилие может выражаться в различных аспектах, которые напрямую зависят от восприятия этих действий жертвой. Навязчивое контролирование и манипуляции могут расцениваться как любовь. Как это доказать? Никак этого не докажешь. Представьте, что вы будете об этом кому нибудь рассказывать. Вам скажут: ты что, дура? Он тебя не контролирует, он тебя любит, это забота.
Это очень сложно доказать. Также проблема в том, что навязчивый контроль в некоторых семьях может считаться культурной нормой. И, если женщина будет об этом заявлять, то не исключено, что участковый или инспектор по делам женщин с такими же культурными нормами скажет «Ну да, а ты разрешения не могла попросить что ли?», — Ирина Матвиенко.
Подготовил: Даниил Листвин
